Неточные совпадения
Ливень был непродолжительный, и, когда Вронский подъезжал на всей рыси коренного, вытягивавшего скакавших уже без вожжей по
грязи пристяжных, солнце опять выглянуло, и крыши дач, старые липы садов по обеим сторонам главной улицы блестели
мокрым блеском, и с ветвей весело капала, а с крыш бежала вода.
Стекла с головы его
мокрая земля, потекла по усам и по щекам и все лицо замазала ему
грязью.
Это ночное мытье производилось самою Катериной Ивановной, собственноручно, по крайней мере два раза в неделю, а иногда и чаще, ибо дошли до того, что переменного белья уже совсем почти не было, и было у каждого члена семейства по одному только экземпляру, а Катерина Ивановна не могла выносить нечистоты и лучше соглашалась мучить себя по ночам и не по силам, когда все спят, чтоб успеть к утру просушить
мокрое белье на протянутой веревке и подать чистое, чем видеть
грязь в доме.
За углом, на тумбе, сидел, вздрагивая всем телом, качаясь и тихонько всхлипывая, маленький, толстый старичок с рыжеватой бородкой, в пальто, измазанном
грязью; старичка с боков поддерживали двое: постовой полицейский и человек в котелке, сдвинутом на затылок; лицо этого человека было надуто, глаза изумленно вытаращены, он прилаживал
мокрую, измятую фуражку на голову старика и шипел, взвизгивал...
Весь день все просидели, как
мокрые куры, рано разошлись и легли спать. В десять часов вечера все умолкло в доме. Между тем дождь перестал, Райский надел пальто, пошел пройтись около дома. Ворота были заперты, на улице стояла непроходимая
грязь, и Райский пошел в сад.
Райский,
мокрый, свернув зонтик под мышкой, как бесполезное орудие, жмурясь от ослепительной молнии, медленно и тяжело шел в гору по скользкой
грязи, беспрестанно останавливаясь, как вдруг послышался ему стук колес.
Райский,
мокрый, как был в
грязи, бросился за ними и не пропустил ни одного его движения, ни ее взгляда.
Спускаемся на Самотеку. После блеска новизны чувствуется старая Москва. На тротуарах и на площади толпится народ, идут с Сухаревки или стремятся туда. Несут разное старое хоботье: кто носильное тряпье, кто самовар, кто лампу или когда-то дорогую вазу с отбитой ручкой. Вот мешок тащит оборванец, и сквозь дыру просвечивает какое-то синее мясо. Хлюпают по
грязи в
мокрой одежде, еще не просохшей от дождя. Обоняется прелый запах трущобы.
— Позвольте пройти, — вежливо обратился Глеб Иванович к стоящей на тротуаре против двери на четвереньках
мокрой от дождя и
грязи бабе.
Всё еще продолжалась оттепель; унылый, теплый, гнилой ветер свистал по улицам, экипажи шлепали в
грязи, рысаки и клячи звонко доставали мостовую подковами, пешеходы унылою и
мокрою толпой скитались по тротуарам.
По
мокрому, давно заплывшему
грязью плитяному полу этого этажа давно не ступала ничья нога, и только одно холодное шлепанье медленно скачущих по нем пузатых жаб нарушало печальное безмолвие этого подземелья.
На звонок отворила горничная, босая, с подтыканным подолом, с
мокрой тряпкой в руке, с лицом, полосатым от
грязи, — она только что мыла пол.
Быстро промелькнула в памяти Ромашова черная весенняя ночь,
грязь,
мокрый, скользкий плетень, к которому он прижался, и равнодушный голос Степана из темноты: «Ходит, ходит каждый день…» Вспомнился ему и собственный нестерпимый стыд. О, каких будущих блаженств не отдал бы теперь подпоручик за двугривенный, за один другривенный!
Но от
мокрых и липких заборов, вдоль которых все время держался Ромашов, от сырой коры тополей, от дорожной
грязи пахло чем-то весенним, крепким, счастливым, чем-то бессознательно и весело раздражающим.
— По чрезвычайному дождю
грязь по здешним улицам нестерпимая, — доложил Алексей Егорович, в виде отдаленной попытки в последний раз отклонить барина от путешествия. Но барин, развернув зонтик, молча вышел в темный, как погреб, отсырелый и
мокрый старый сад. Ветер шумел и качал вершинами полуобнаженных деревьев, узенькие песочные дорожки были топки и скользки. Алексей Егорович шел как был, во фраке и без шляпы, освещая путь шага на три вперед фонариком.
Дядя Зотей еще раз навалился на упрямый запор и зашлепал по дощатому
мокрому полу босыми ногами. Михалко не торопясь спустился с тяжело дышавшей лошади, забрызганной липкой осенней
грязью по самые уши.
В валенках тепло ногам на
мокром полу, покрытом
грязью.
Две последние породы рыб: линь и карась имеют особенный характер, им только свойственный. Их можно назвать тинистыми, ибо они только там разводятся в изобилии, где вода тиха и дно ее покрыто тиной. Тина — их атмосфера; на зиму они решительно в нее забиваются и остаются живы даже тогда, когда в жестокие бесснежные зимы в мелких прудах и озерах вся вода вымерзает и только остается на дне
мокрая, тинистая
грязь.
Ему представилось огромное,
мокрое поле, покрытое серыми облаками небо, широкая дорога с берёзами по бокам. Он идёт с котомкой за плечами, его ноги вязнут в
грязи, холодный дождь бьёт в лицо. А в поле, на дороге, нет ни души… даже галок на деревьях нет, и над головой безмолвно двигаются синеватые тучи…
— Ax, pardon, — проговорил он, вставая с полу и протянув ко мне свои
мокрые от
грязи руки, — я это нечаянно. Мне послышалось, что кто-то пришел из библиотеки, я и думал получить свои порционные.
Он вздохнул, оделся, умылся, безучастно оглядел своё жилище, сел у окна и стал смотреть на улицу. Тротуары, мостовая, дома — всё было грязно. Не торопясь шагали лошади, качая головами, на козлах сидели
мокрые извозчики и тоже качались, точно развинченные. Как всегда, спешно шли куда-то люди; казалось, что сегодня они, обрызганные
грязью и отсыревшие, менее опасны, чем всегда.
Болтаясь по колена в холодной
грязи, надсаживая грудь, я хотел заглушить воспоминания и точно мстил себе за все те сыры и консервы, которыми меня угощали у инженера; но все же, едва я ложился в постель, голодный и
мокрый, как мое грешное воображение тотчас же начинало рисовать мне чудные, обольстительные картины, и я с изумлением сознавался себе, что я люблю, страстно люблю, и засыпал крепко и здорово, чувствуя, что от этой каторжной жизни мое тело становится только сильнее и моложе.
Мокрый, блестящий человек выволок под мышки из лодки тело Давыда, обе руки которого поднимались в уровень лица, точно он закрыться хотел от чужих взоров, и положил его в прибрежную
грязь, на спину.
Женщинам и здесь доставалось тяжелее, чем мужчинам, потому что сарафаны облепляли
мокрое тело грязными тряпками, на подолах
грязь образовывала широкую кайму, голые ноги и башмаки были покрыты сплошным слоем вязкой красной глины.
Путь был не близок, вдобавок была страшная
грязь, и
мокрый снег валил самыми густыми хлопьями.
В дверях гостиной, лицом ко мне, стояла как вкопанная моя матушка; за ней виднелось несколько испуганных женских лиц; дворецкий, два лакея, казачок с раскрытыми от изумления ртами — тискались у двери в переднюю; а посреди столовой, покрытое
грязью, растрепанное, растерзанное,
мокрое —
мокрое до того, что пар поднимался кругом и вода струйками бежала по полу, стояло на коленях, грузно колыхаясь и как бы замирая, то самое чудовище, которое в моих глазах промчалось через двор!
Погода все разыгрывалась. Из серых облаков, покрывавших небо, стал падать
мокрыми хлопьями снег, который, едва касаясь земли, таял и увеличивал невылазную
грязь. Наконец, показывается темная свинцовая полоса; другого края ее не рассмотришь. Эта полоса — Волга. Над Волгой ходит крепковатый ветер и водит взад и вперед медленно приподнимающиеся широкопастые темные волны.
Безотраднейшая картина: горсть людей, оторванных от света и лишенных всякой тени надежд на лучшее будущее, тонет в холодной черной
грязи грунтовой дороги. Кругом все до ужаса безобразно: бесконечная
грязь, серое небо, обезлиственные,
мокрые ракиты и в растопыренных их сучьях нахохлившаяся ворона. Ветер то стонет, то злится, то воет и ревет.
И приходилось, поевши горячей похлебки, укладываться прямо в
грязь. Снизу вода, сверху вода; казалось, и тело все пропитано водой. Дрожишь, кутаешься в шинель, понемногу начинаешь согреваться влажною теплотой и крепко засыпаешь опять до проклинаемого всеми генерал-марша. Снова серая колонна, серое небо, грязная дорога и печальные
мокрые холмы и долины. Людям приходилось трудно.
Лица у всех искажённые, одичалые от напряжения,
мокрые от пота, чёрные от
грязи, — и весь этот ход толпы, безрадостное пение усталых голосов, глухой топот ног — обижает землю, омрачает небеса.
Он быстро стал протирать глаза —
мокрый песок и
грязь были под его пальцами, а на его голову, плечи, щёки сыпались удары. Но удары — не боль, а что-то другое будили в нём, и, закрывая голову руками, он делал это скорее машинально, чем сознательно. Он слышал злые рыдания… Наконец, опрокинутый сильным ударим в грудь, он упал на спину. Его не били больше. Раздался шорох кустов и замер…
Он шел, тяжело двигая по
грязи мокрыми и разбившимися грубыми хохлацкими сапогами и через шаг равномерно подпираясь дубовой клюкой.
Тяжело ехать, очень тяжело, но становится еще тяжелее, как подумаешь, что эта безобразная, рябая полоса земли, эта черная оспа, есть почти единственная жила, соединяющая Европу с Сибирью! И по такой жиле в Сибирь, говорят, течет цивилизация! Да, говорят, говорят много, и если бы нас подслушали ямщики, почтальоны или эти вот
мокрые, грязные мужики, которые по колена вязнут в
грязи около своего обоза, везущего в Европу чай, то какого бы мнения они были об Европе, об ее искренности!
На дворе в это время стояли человеконенавистные дни октября: ночью
мокрая вьюга и изморозь, днем ливень, и в промежутках тяжелая серая мгла;
грязь и мощеных, и немощеных улиц растворилась и топила и пешего, и конного.
Мокрые заборы,
мокрые крыши и запотелые окна словно плакали, а осклизшие деревья садов, доставлявших летом столько приятной тени своею зеленью, теперь беспокойно качались и, скрипя на корнях, хлестали черными ветвями по стеклам не закрытых ставнями окон и наводили уныние.
С утра пошел дождь. Низкие черные тучи бежали по небу, дул сильный ветер. Сад выл и шумел, в воздухе кружились
мокрые желтые листья, в аллеях стояли лужи. Глянуло неприветливою осенью. На ступеньках крыльца чернела
грязь от очищаемых ног, все были в теплой одежде.
Пришла и Варвара Васильевна. Было уже двенадцать часов. Молча пили чай, разговор не вязался. Все были вялы и думали о том, что по
грязи, мокроте и холоду придется тащиться домой верст восемь. Варвара Васильевна, бледная, бодрилась и старалась скрыть прохватывавшую ее дрожь. Сергей и Шеметов сидели в облипших рубашках, взлохмаченные и хмурые, как
мокрые петухи.
Серое небо,
мокрая трава,
грязь и лужи на рассклизшей дороге, туман меж кустов.
Николай вышел на
мокрое с натасканною
грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками.
Борька пошел купаться. Морщась от головной боли, он шагал по
мокрой траве рядом с маслянисто-черной дорогой, с водою в расползшихся колеях. На теплой
грязи сидели маленькие оранжевые и лиловые бабочки, каких можно увидеть только на
мокрых дорогах и у ручьев. За парком широко подул с реки освежающий ветер, но сейчас же стих.